Неточные совпадения
— Ну, так что? — спросил Иноков, не поднимая
головы. — Достоевский тоже включен в прогресс и в действительность. Мерзостная штука действительность, — вздохнул он, пытаясь загнуть ногу к животу, и, наконец, сломал ее. — Отскакивают от нее люди — вы замечаете это?
Отлетают в сторону.
А. И. Герцена.)] хозяин гостиницы предложил проехаться в санях, лошади были с бубенчиками и колокольчиками, с страусовыми перьями на
голове… и мы были веселы, тяжелая плита была снята с груди, неприятное чувство страха, щемящее чувство подозрения —
отлетели.
И представьте же, до сих пор еще спорят, что, может быть,
голова когда и
отлетит, то еще с секунду, может быть, знает, что она
отлетела, — каково понятие!
— Научить их!.. Легко сказать!.. Точно они не понимают, в какое время мы живем!.. Вон он — этот каторжник и злодей — чуть не с триумфом носится в Москве!.. Я не ангел смертоносный, посланный богом карать нечистивцев, и не могу отсечь
головы всем негодяям! — Но вскоре же Егор Егорыч почувствовал и раскаяние в своем унынии. — Вздор, — продолжал он восклицать, — правда никогда не
отлетает из мира; жало ее можно притупить, но нельзя оторвать; я должен и хочу совершить этот мой последний гражданский подвиг!
Илья взмахнул рукой, и крепкий кулак его ударил по виску старика. Меняла
отлетел к стене, стукнулся об неё
головой, но тотчас же бросился грудью на конторку и, схватившись за неё руками, вытянул тонкую шею к Илье. Лунёв видел, как на маленьком, тёмном лице сверкали глаза, шевелились губы, слышал громкий, хриплый шёпот...
И он не договорил, что он видел, еще более потому, что в это время стоявшего против дверей конюха кто-то ужасно сильно толкнул кулаком в брюхо и откинул его от стены на целую сажень. Слесарный ученик
отлетел еще далее и вдобавок чрезвычайно несчастливо воткнулся
головою в кучу снега, которую он сам же и собрал, чтобы слепить здесь белого великана, у которого в пустой
голове будет гореть фонарь, когда станут расходиться по домам гости.
Не помня себя, он занес свой страшный кулак над
головою Павла Павловича. Еще мгновение — и он, может быть, убил бы его одним ударом; дамы взвизгнули и
отлетели прочь, но Павел Павлович не смигнул даже глазом. Какое-то исступление самой зверской злобы исказило ему все лицо.
К этому кодексу морали и житейской мудрости, выработавшемуся в
голове Макара Алексеича, прибавьте умилительно-подловатое впечатление, оставшееся в нем от сцены, когда у него
отлетела пуговица в присутствии генерала и генерал дал ему сто рублей и пожал руку.
В городском саду, на деревьях, — там, где среди
голых верхушек торчали пустые гнезда, без умолку кричали и гомозились галки. Они
отлетали и тотчас же возвращались, качались на тонких ветках, неуклюже взмахивая крыльями, или черными тяжелыми комками падали сверху вниз. И все это — и птичья суета, и рыхлый снег, и печальный, задумчивый перезвон колоколов, и запах оттаивающей земли — все говорило о близости весны, все было полно грустного и сладостного, необъяснимого весеннего очарования.
Действительно, это был он, мой пятилетний братишка, миниатюрный, как девочка, с отросшими за зиму новыми кудрями, делавшими его похожим на херувима. В один миг я бросилась вперед, схватила его на руки, так, что щегольские желтые сапожки замелькали в воздухе да белая матроска далеко
отлетела с
головы…
Боязнь выдать себя совсем
отлетела от Серафимы. Роковое слово «любовник» уже не прыгало у нее в
голове. Мать простит ей, когда надо будет признаться.
— Честь тебе и слава! — отвечала Марфа. — Все равно умереть: со стены ли родной скатится
голова твоя и
отлетит рука, поднимающая меч на врага, или смерть застанет притаившегося… Имя твое останется незапятнанным черным пятном позора на скрижалях вечности… А посадники наши, уж я вижу, робко озираются, как будто бы ищут безопасного места, где бы скрыть себя и похоронить свою честь…